Иммунотерапия — новая эра в лечении самых тяжелых онкологических болезней Текст: Ирина Краснопольская Российская газета — Федеральный выпуск № 157 (7915)
Спасенная Соня Волкова и один из спасителей профессор Михаил Масчан. Фото: Сергей Куксин/РГ
Их написала Соня Волкова, о судьбе которой «РГ» рассказала год назад. Та самая Соня, которая в 15 лет попала в страшную онкологическую беду. На фоне вполне благополучной жизни в теплой хорошей семье вдруг однажды почувствовала себя плохо. После долгих хождений по врачам был поставлен страшный диагноз - лимфобластный лейкоз. Нередко этот диагноз равносилен приговору.
Родители Сони, мама Галина Ивановна и папа Сергей Станиславович, сразу решили для себя: не сдаваться ни в коем случае! Может, поэтому им так повезло. Правда, не сразу. Сперва были применены многие новейшие методы лечения. В том числе в 2013 году проведена трансплантация костного мозга. Опять же повезло: донором стала старшая сестра Сони Эля - ее клетки подошли Соне. А потом...
В нацпроект по борьбе с онкологией смогут включаться частники
Потом стало известно о том, что выдающийся американский ученый Мишель Саделайн, многие годы занимающийся проблемами иммунотерапии рака, предложил новый метод лечения таких пациентов, как Соня Волкова. Уникальность терапии в том, что для получения эффекта нужно лишь одно введение клеточного препарата. Мишель, с которым год назад мне посчастливилось беседовать, убежден, что иммунотерапия - это прорыв в лечении самых тяжелых онкологических болезней.
Над своим методом Мишель работал больше четверти века. И далеко не сразу, далеко не всеми он был воспринят. «Лучшие умы в науке, - рассказал Мишель, - были очень пессимистично настроены по отношению к нашей технологии. Большинство онкологов, фармацевтическая индустрия не верили в то, что иммунотерапия - потенциально ценный метод. Но все изменилось в последние 6-8 лет, когда заявили о себе генно-инженерные технологии».
Лишь недавно предложенный Саделайном метод лечения был официально зарегистрирован: в 2017 году в США, в августе 2018-м - в Европе. В России он почему-то пока не зарегистрирован. Но, слава богу, у нас нет запрета на использование незарегистрированных методик, лекарств в отдельных случаях и по согласованию с самим пациентом и его родственниками.
Онкологи говорят: у них есть психологическая защита - они никогда не верят в то, что ребенок умрет. И жизнь свою посвящают спасению детей в науке и на практике
У американского ученого давние связи с Национальным медицинским исследовательским центром детской гематологии онкологии и иммунологии имени Димы Рогачева - тем самым, который не только мы, но и во всем мире привыкли называть «онкоцентр Димы Рогачева». Заместитель генерального директора центра, директор высшей школы молекулярной и экспериментальной медицины, доктор медицинских наук, профессор Михаил Масчан, знающий все нюансы Сониного состояния, предложил попробовать новую методику. И Соня стала третьей пациенткой, кому это было проведено. Все такие больные в тот момент считались абсолютно безнадежными.
Мишель Саделайн и Михаил Масчан на вопрос о том, что им помогает оставаться оптимистами, когда они всю жизнь ищут пути спасения самых тяжелых пациентов, отвечают почти одинаково: у них есть психологическая защита - они никогда не верят в то, что ребенок умрет. И жизнь свою посвящают спасению детей, один - в науке, другой - в практике.
Как выявить онкологическое заболевание на ранней стадии
Но вернусь к Соне. Объясню, почему обратила внимание именно на ее высказывание. Мы познакомились год назад. Сотрудница Центра имени Димы Рогачева Наталья Стешина рассказала мне о приезде американского ученого, о том, что начали применять его препарат для спасения Сони Волковой. Встретились. Совершенно прозрачная, передвигающаяся с помощью костылей Соня. Говорили долго. В основном подбадривая родителей, Соню. На прощание, решив прибавить им оптимизма, предложила встретиться ровно через год в том же составе. А когда вечером того дня я уходила из Рогачевского центра, меня остановил отец Сони Сергей Станиславович. Спросил в упор:"Вы, действительно верите во встречу через год? Верите, что Соня сможет прийти?" Я не могла сказать ничего другого, кроме: «Обязательно». Потом мучилась: а вдруг все будет не так. Страшно…
Да, у меня была информация о том, что у Сони все благополучно. Однако страх не уходил. А на днях мне позвонили из Центра имен Димы Рогачева и спросили: не забыла ли я о запланированной встрече? Соня и родители ее очень ждут…
В вестибюле центра мне навстречу идет в широких по моде белых брюках с рюкзачком за спиной в моднючей кофте, без преувеличения, красавица Соня. На «красавице» настаиваю. Такие густые изогнутые черные брови, огромные серо-голубые в черных ресницах глаза, точеный носик. Ну, просто фотомодель.
— Соня, ты красишь губы?
— И даже макияж немного делаю. И маникюр обязательно. Ирина Григорьевна, мне же уже 20 лет.
В разговор вступает мама Галина Ивановна: «У Сони теперь ничего не болит. У нее хорошее самочувствие. Она закончила школу. Сдала все экзамены. Вот только веса нам не хватает - всего 44 килограмма. Но это пока».
Старченко: Все исследования по онкологии должны быть проведены за 14 дней
Спрашиваю Соню: «Кем собираешься быть?»
— Визажистом. А еще хочу быть грумером. У меня дома чудная собака йокширский терьер Джастин. Мечтаю наводить всем красоту.
— Считаешь, красота спасет мир?
— Мир спасут хорошие люди. Такие, как мои врачи.
А мама Сони добавляет: «Раз Бог дал нам радость жить, то надо быть благодарным и отдавать всего себя людям».
Мы обмениваемся телефонами и договариваемся встретиться еще через год. И на наше свидание обязательно придет Михаил Масчан. Кстати, до нынешней встречи он видел Соню три месяца назад, когда она приезжала на очередной осмотр. А теперь Михаил Александрович обнял Соню и с ходу спросил, где она собирается отдыхать. Соня и мама ответили в один голос: «На Кипре. Хотим купаться».
— Это очень хорошо, — одобрил профессор. — Соне все можно.
Мне потом сказал: «Я сегодня первый раз увидел, как Соня ходит сама, без поддержки, без всяких палок и костылей. Молодец девочка».
А когда распрощались с Соней и ее мамой, мы обсуждали прошедший год с Михаилом Александровичем.
— Соня получила новую терапию чуть больше года назад, — говорит профессор. — Несмотря на очень агрессивное течение лейкемии, мы уже через два месяца увидели сокращение массы опухоли. Наблюдаем за Сониным состоянием. Ни один из самых чувствительных методов слежения за опухолью не зарегистрировал ничего подозрительного. Будем продолжать наблюдение. Есть большие шансы на то, что опухоль полностью ушла. Сегодня Сонино состояние здоровья позволяет ей вести полноценную жизнь.
Томские ученые обнаружили блокирующий опухоли белок
Визит Мишеля Саделайна в Москву, его участие были очень важны для проекта. Советы родоначальника технологии бесценны. Мы стараемся сообщать ему о наших результатах, просим совета в сложных ситуациях. Предложенная им программа в нашем центре продолжает развиваться. Лечение получили 38 детей с самыми тяжелыми формами острого лимфобластного лейкоза. До нового лечения эти пациенты прошли множество курсов химиотерапии, некоторым из них проведена трансплантация костного мозга. Но, несмотря на это, болезнь прогрессировала. После новой терапии у 85 процентов пациентов удалось добиться полной ремиссии заболевания. У 30 процентов развился рецидив болезни. Большая часть остается в ремиссии или готовится к пересадке костного мозга. Как бы то ни было, мы оцениваем результаты терапии как беспрецедентные. Лекарств и методов лечения, сравнимых по эффективности с нею в области детской гематологии и онкологии, не появлялось в течение многих десятилетий. Благодаря проекту десятки российских пациентов получили доступ к инновационной терапии. А российская медицина обогатилась рядом сопутствующих технологий, связанных с методами изготовления клеточных препаратов для клинического применения, методами обнаружения сверхмалых остатков опухоли в организме пациента и многими другими.
Лечение петербургских детей с онкологией оплатят из бюджета
— Чем важен первый клинический опыт использования новой технологии? — спрашиваю у Михаила Александровича.
— Стало ясно: лечение сопряжено с особенными побочными эффектами, профилактика и лечение которых требуют специальной диагностики, подготовки персонала и гигантских ресурсов, включая работу отделения интенсивной терапии, — отвечает Масчан. — Множество вопросов еще предстоит решить. Самый важный: как выбрать пациентов, которым после такого лечения обязательно нужна пересадка костного мозга, и определить тех, кому достаточно просто применить новую технологию.
— Ее применение стоит громадных денег. Как быть?
— Нам повезло. Проект стал возможен благодаря поддержке со стороны топ-менеджеров компании «Роснефть». Мы получили не только возможность переноса технологии и ее клинического применения, но и начали собственные разработки по созданию новых конструкций для такой терапии. Надеемся, в ближайшие годы они реализуются в новые методы лечения тяжелых и ранее неизлечимых онкологических болезней у детей и взрослых.
Общество Здоровье Колонка Ирины Краснопольской
